Однажды в Париже - Плещеева Дарья (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
Но это не было простым высокомерием вчерашней монастырской воспитанницы, которую научили шарахаться от мужчин. Анри явственно почуял вражду. Недоумевая, он отступил к двери и столкнулся с Жаном Ротру, который тоже пришел погреться в гостиную.
– Кто эта особа? – шепотом спросил де Голль.
– Дочь принца Конде, Анна-Женевьева. Ее недавно вернули из монастыря кармелиток, – охотно пустился в объяснения драматург.
– Это чувствуется…
– Не беспокойтесь, дружище! Она быстро привыкнет к светскому обществу. Чего вы хотите от ребенка, который родился в тюрьме? Сперва – тюрьма и общество одних лишь родителей, потом – монастырь. Впрочем, как свидетельствует история, в результате получается очень сильный и стойкий характер, истинная героиня трагедии! – Ротру посмотрел на девушку внимательнее. – Я бы даже сказал: она может натворить немало бед, если поставит перед собой высокую цель…
– Так вы пророк, Жан?
– Иногда случается. И его величество, и его преосвященство не вечны. Пошли им Бог долголетия, но после их смерти в стране непременно начнутся беспорядки, а это ангельское создание как раз придет в такой возраст, чтобы с большой охотой и знанием дела возглавить смутьянов. Не забывайте, что у его величества еще нет наследника…
Он осекся, потому что Анна-Женевьева почти вплотную прошла мимо них, гордо подняв прелестный подбородок с ямочкой.
– Спаси и помилуй нас Господь от подобных ангелов!.. – пробормотал Анри. Он снова сильно обеспокоился за Катрин: как бы и ее не впутали в опасную интригу. Она мало похожа на амазонку, вроде Жанны д’Арк, способную вести войско в атаку с боевым топором в руке. К счастью, она и на Шевретту не похожа, для которой поле политических сражений – постель. Однако Катрин предана королеве, она может с радостью взяться за тайное поручение той же Шевретты. Но там, где герцогиня отделается очередной ссылкой, фрейлина может поплатиться свободой – заточат пожизненно в отдаленный монастырь, и замаливай потом несуществующие грехи…
– Пойдемте к маркизе, Анри, – встрепенулся Ротру. – Там сейчас будет весело: обязательно сцепятся принц де Марсийак и аббат де Гонди. Они любят поспорить. А аббат обещался приехать к шести.
Де Голлю очень не хотелось уходить от камина, но пришлось.
Вокруг постели маркизы уже были сдвинуты стулья и раскладные табуреты. Когда Анри и Ротру вошли, вся компания хохотала. Леди Карлайл тоже была там, сидела возле самой кровати, задорно смеялась и то и дело что-то шептала на ушко хозяйке. А вот де Голль все острее чувствовал себя чужим.
– Я помню ваш гадкий афоризм, Франсуа! – воскликнула маркиза. – «Какая это скучная болезнь – оберегать свое здоровье чересчур строгим режимом!»
– Это не афоризм, мадам, а жизненное наблюдение, – с достоинством ответил де Марсийак. – Я называю такие наблюдения максимами.
– По-латыни «maxima» – значит «величайшая», – громко произнес некий молодой человек, дерзко присаживаясь на постель рядом с маркизой. Она, впрочем, не возражала, и другие гости тоже отнеслись к этому на удивление спокойно. – Кажется, вам, месье, смерть от скромности не грозит!
«Ого, – сказал себе Анри, – так вот кто сюда пожаловал! Ротру оказался прав. Хотя голос у этого смуглого господина не хриплый и ростом он куда ниже того мерзавца с лютней, – хорошо, если мне по плечо, – однако именно на него нужно обратить особое внимание. Он так открыто выступает против кардинала Ришелье, что с него станется платить сочинителям за гадкие песенки. Впрочем, едва ли не все гости маркизы де Рамбуйе были бы рады падению его преосвященства и передрались бы за право нашептывать свои бестолковые советы королю…»
Одетый с неимоверным щегольством, в пурпуэн и штаны цвета адского пламени, с преогромными ленточными розетками на подвязках и такими же розетками на туфлях, с необъятным кружевным воротником, вопреки эдикту кардинала о борьбе с роскошью, этот молодой наглец тем не менее был лицом духовного звания. Однако сутану надевал только в случае острой необходимости. Звали его Жан-Франсуа-Поль де Гонди.
По воле отца он в десять лет принял постриг. Родня посодействовала тому, чтобы в четырнадцать он стал одним из каноников собора Парижской Богоматери. Будь у него желание продвигаться вверх по лестнице церковной иерархии – с его способностями, честолюбием и азартом де Гонди бы, возможно, и на папский престол когда-либо посягнул. Он достиг успехов в богословии – после диспута в Сорбонне получил степень доктора теологии. Он мог произнести такую проповедь, что при дворе неделю только о ней и говорили. Он мог бы даже стать сподвижником Ришелье, но… помешала любовь.
Юного Жана-Франсуа угораздило влюбиться в Анну де Роан, герцогиню де Гемене. Дама была старше него на семь лет, имела супруга, родного брата герцогини де Шеврёз, и двоих сыновей, но все это для влюбленного не имело значения. Страсть де Гонди была совершенно рыцарской. Что, однако, не мешало ему напропалую колобродить с более доступными красавицами. Видимо, таким образом будущий аббат протестовал против навязанного ему духовного сана.
Осенью 1630 года был раскрыт очередной неудачный заговор аристократов против кардинала. Заговорщиков покарали – кого тюремным заключением, кого ссылкой. Обе дамы из семейства Роан были основательно замешаны в этом деле. Но если герцогине де Шеврёз, как говорится, сам Бог велел встревать в интриги, то ее невестка Анна, одна из самых образованных аристократок Франции, гораздо меньше привлекала к себе внимание двора, уже уставшего считать любовников Шевретты. Однако Анна де Роан так же была предана Анне Австрийской и так же принимала участие во всех интригах, которые могли бы пойти на пользу королеве. В качестве наказания обеим герцогиням было предписано покинуть Париж.
Рыцарь де Гонди остался без дамы сердца. Это привело его в ярость. Он объявил свою личную войну кардиналу. И его счастье, что Ришелье никогда не обращал особого внимания на таких салонных вояк. Тем более что де Гонди был малого роста, близорук, некрасив, нескладен и неловок. Насмешница-природа, как видно, решила отыграться за блестящий ум, необычайную одаренность и бешеную энергию влюбленного священника.
Ко всему прочему, де Гонди имел весьма задиристый нрав и постоянно норовил затеять дуэль, мало беспокоясь о репутации противника.
Де Голль подумал и подошел поближе. Де Гонди, красуясь перед дамами, вполне мог брякнуть что-нибудь такое, из чего проницательный человек сделал бы разумные выводы.
Тут в дверях появился лакей маркизы.
– Госпожа де Комбале и госпожа де Сабле! – объявил он.
Маркиза даже вскочить попыталась, но медвежий мешок не дал ей ступить и шагу.
– Боже мой, наконец-то! – воскликнула она и заторопилась: – Господа, господа, освободите стулья для дам! Месье Марсийак, сделайте милость, приведите мою Жюли!
Старшая дочь маркизы любезничала в одной из «голубых гостиных» с поклонником, Шарлем де Сен-Мором, которому предстояло вскоре стать маркизом де Монтозье. Замуж она вообще не собиралась, уверенная, что и в шестьдесят лет найдет женихов. Семейные хлопоты редко бывают утонченными и изысканными, а ей нравилось блистать в материнском салоне среди самых образованных и талантливых парижских кавалеров.
Принц де Марсийак поспешил выполнить поручение и едва не столкнулся с Анной-Женевьевой. Извинившись, он хотел было поцеловать ей руку, но девушка отдернула кисть с таким видом, будто к ней пытался прикоснуться парижский золотарь. Однако и она проводила молодого человека внимательным взглядом, и он, выходя из спальни, обернулся.
Глазастая графиня Карлайл все это видела и улыбнулась, подумав: вот так зарождаются роковые романы. В том, что роман будет именно роковым, она не сомневалась.
Мари-Мадлен и ее молодая подруга вошли, отвечая на приветствия и поклоны дежурными улыбками. Обе были явно не веселы, но госпожа де Сабле все же старалась держаться бодро.
– Выше головку! – шепнула она де Комбале. – Они должны понять, что вам ничего не угрожает. Они должны видеть, что вы – хозяйка Пале-Кардиналь!
